Стефан Цвейг, Лев Толстой и октябрьская революция

Как-то про Пушкина и Лермонтова всем все ясно хотя бы на уровне «нравится — не нравится» и про них особо не спорят, а Толстого и превозносят, и осуждают, считают и последним великим русским писателем, и самым вредным для русской литературы автором.

Два заседания кропоткинского Пушкинского общества были посвящены исследованию обширных эссе известного австрийского критика Стефана Цвейга о Л.Н. Толстом.

Народным пушкинистам интересно было узнать, что думает и как чувствует одного из самых противоречивых русских писателей такой, насквозь европейский человек, как С. Цвейг, независимо даже от того, насколько правильны и объективны его суждения и оценки. Учителя и библиотекари вступили с Цвейгом в полемику, противопоставили его тезисам другие, попытались дать общую характеристику его книг и тем самым помочь друг другу понять их. Также пушкинистов привлек стиль очерков великого австрийского писателя. Они написаны витиевато, патетично, изысканно, а современные читатели соскучились по этому.

Исследованию были подвергнуты беллетризированные новеллы «Лев Толстой» и «Прекраснейшая в мире могила». А сотрудники юношеской библиотеки представили книгу Стефана Цвейга «Великая жизнь (Лев Толстой)» как реконструкцию загадочной, запутанной, провальной и вместе с тем героической, подвижнически-величественной личности яснополянского патриарха.

Оживленные споры вызвал вопрос председателя Пушкинского общества Л.А. Еремян: «Что сказал бы Л.Н. Толстой, если бы дожил до октябрьской революции?» Решили что Стефан Цвейг, много размышляющий о певце своей жизни Льве Толстом, был прав, когда писал, что Лев Николаевич резко отделял свою христианско-религиозную революцию, свой государственный анархизм от революции активной и насильственной.

Прищепова Л. И., зав. библиотекой им. А. Фадеева